ОЦЕНКА ПОНИМАЕМОСТИ СУДЕБНОГО ПЕРЕВОДА
Винников Алексей Вениаминович,
директор Автономной некоммерческой организации дополнительного профессионального образования «Институт образовательных программ», кандидат технических наук
г. Ростов-на-Дону
89282296912
ББК 67.53
В 48
УДК 343.983
ГРНТИ 10.85.31
Код ВАК 12.00.12
Область науки:
5. Социальные и гуманитарные науки
5.1. Право
Шифр научной специальности:
5.1.4. Уголовно-правовые науки
ОЦЕНКА ПОНИМАЕМОСТИ СУДЕБНОГО ПЕРЕВОДА
Аннотация: Проблема оценки понимаемости перевода в судебных заседаниях и письменного перевода процессуальных документов, подлежащих обязательному вручению подозреваемому, обвиняемому, а также другим участникам уголовного судопроизводства, сталкивается с отсутствием соответствующей методологии и критериев. В целях разрешения проблемы, разработана классификация языков перевода, видов непонимания текстов – условного, безусловного и притворного. Предложен способ оценки взаимной понимаемости языков с применением «зеркальных» таблиц и глоттохронологии. Притворное непонимание перевода со стороны обвиняемых и непрофессионализм судебных переводчиков являются обыденным и нормальным явлением в судебно-следственной практике. Для их экспертной оценке в случаях необходимости, разработаны методы опровержения притворного непонимания и указаны причины реального непонимания перевода. Изложен герменевтический и меметический подходы к технологии судебного перевода. На основании меметики перевода как адекватного инструмента, с применением математической теории нечетких множеств, показана формально-математическая модель процесса судебного перевода в составе четырех уровней. Выведены формально-логические принципы методологии количественной оценки понимаемости судебного перевода. Сделанные выводы иллюстрированы примерами.
Ключевые слова: понимаемость перевода, лингвистическая экспертиза, притворное непонимание, судебный перевод, критерии понимаемости, опровержение непонимания, меметика судебного перевода, методы оценки понимаемости перевода.
ASSESSMENT OF UNDERSTANDING OF JUDICIAL AND POLICE TRANSLATION
Vinnikov Alexey Veniaminovich,
Director of the Autonomous non-profit organization of additional professional education “Institute of Educational Programs”, Candidate of Technical Sciences
Rostov-on-Don
alexei.vinnikov@mail.ru
89282296912
Abstract: The problem of assessing the comprehensibility of translation in court hearings and the written translation of procedural documents subject to mandatory delivery to the suspect, the accused, as well as other participants in criminal proceedings, is faced with the lack of an appropriate methodology and criteria. In order to solve the problem, a classification of languages of translation, types of misunderstanding of texts has been developed – conditional, unconditional and feigned. A method for assessing the mutual intelligibility of languages using “mirror” tables and glottochronology is proposed. The feigned misunderstanding of translation by the accused and the unprofessionalism of court interpreters are common and normal in forensic investigative practice. For their expert assessment, if necessary, methods have been developed to refute the feigned misunderstanding and the reasons for the real misunderstanding of the translation are indicated. The hermeneutic and memetic approaches to the technology of judicial translation are outlined. Based on the memetics of translation as an adequate tool, using the mathematical theory of fuzzy sets, a formal mathematical model of the judicial translation process is shown, consisting of four levels. The formal-logical principles of the methodology for quantitative assessment of the comprehensibility of judicial translation are derived. The conclusions drawn are illustrated with examples.
Key words: translation comprehensibility, linguistic expertise, feigned misunderstanding, court translation, comprehensibility criteria, refutation of misunderstanding, court translation memetics, methods for assessing translation comprehensibility.
- Введение
Потребность в доказательстве понимаемости возникает в случае, когда у следствия или суда появляется сомнение в том, обеспечено ли понимание судебного перевода участником уголовного процесса. Общие теории перевода здесь мало полезны эксперту, так как предполагают, как само собой разумеющееся, желание конечного адресата понять перевод, а также то, что он совершенно не владеет исходным языком. Постулируется также субъектность и профессионализм переводчика.
Теория не знает ничего о притворном непонимании судебного перевода со стороны обвиняемых и подсудимых, например, о симулировании цыганами непонимания диалектов цыганского языка, о заявлениях жителей Дагестана, что они владеют только тем диалектом, на котором говорят в их ауле, и т.п.
В качестве переводчиков в уголовном процессе, как правило, оказываются непрофессиональные этнические носители языков. Может применяться машинный перевод или подмена языков в рамках «родственных» лингвистических групп.
Эти явления объективно существуют в правовой культурной среде, встроены в нее и не могут быть отрицаемы или игнорируемы. Задача состоит в том, чтобы, в рамках нормального функционирования судопроизводства, предложить критерии их оценки в конкретной обстановке и конкретный момент.
Ключевой для следствия или суда является проблема опровержения притворного непонимания перевода. На сегодня стандартных путей ее решения нет уже в связи с неизученностью даже самого понятия понимаемости судебного и полицейского перевода с учетом всех его особенностей.
2. Критерии понимаемости. Виды непонимаемости текста.
Непонимание читателем или слушателем текста перевода документов, подлежащих обязательному вручению подозреваемому, обвиняемому, а также другим участникам уголовного судопроизводства, представляет собой затруднение как для стороны защиты, так и для стороны обвинения.
Для наилучшего разрешения проблемы как целого, исследуем её составные части и виды.
Понимаемостью текста назовем доступность его содержания читателю или способность текста правильно сообщать читателю содержащуюся в нём информацию. Если же речь идёт о тексте перевода с одного языка на другой язык, придётся воспользоваться двумя дополнительными признаками: эквивалентности и адекватности перевода.
Эквивалентность перевода определим как соответствие текста перевода цели перевода.
Адекватность перевода определим как сохранение при переводе смысла высказываний языка оригинала.
Понимаемым в таком случае будет перевод, обладающий свойствами эквивалентности и адекватности. Точно так же, не понимаемый или непонятный перевод будет обладать противоположными качествами: неэквивалентностью и неадекватностью.
При этом понимаемый перевод обязательно обладает обоими упомянутыми свойствами, а не понимаемый – не обладает или обоими или только одним из них.
Соответствующий двум критериям перевод отнесём к юридически значимым и понимаемым, а несоответствующий – к юридически ничтожным. Юридически значимы письменные переводы документов тогда, когда они имеют правовую силу и могут использоваться в качестве правового аргумента.
В соответствии с ч. 3 ст. 18 УПК России, «если в соответствии с настоящим Кодексом следственные и судебные документы подлежат обязательному вручению подозреваемому, обвиняемому, а также другим участникам уголовного судопроизводства, то указанные документы должны быть переведены на родной язык соответствующего участника уголовного судопроизводства или на язык, которым он владеет».
Отметим, что законодатель говорит о «языке» перевода. Здесь и кроется основная трудность правоприменения, связанная с тем, что общее определение языка как сложной понятийной знаковой системы ничего не даёт практике, а нормативного понятия языка в Уголовно-процессуальном кодексе нет.
Если кто-либо попытается создать единую терминологию для лучшего понимания того, чем является перевод в уголовном судопроизводстве, то он столкнётся с множеством понятий, подпадающих под название «язык».
По-видимому, языки можно разделить на четыре группы:
а) государственные языки (официальные языки государственных образований, имеют этнополитическую природу);
б) этнические языки (национальные языки, том числе языки малых этносов и местные диалекты);
в) профессиональные языки (корпоративные диалекты, насыщенные терминологией, например, медиков, юристов, иных узких специалистов);
г) жаргонные языки (различные «тайные» языки, криминальные говоры и т. п.).
Перечисленные выше группы языков в своих сочетаниях образуют ещё много комбинаций классов: (б)-(а), (г)-(б), (б-в) и так далее. Можно рассмотреть, в частности, этнические государственные языки (например, английский или русский языки в Великобритании и России); этнические языки (например, ассирийский или курдский), не связанные с государственными образованиями, и т. д.
Углубление в классификацию языков выходит за рамки этой статьи. Формально все включённые в классификацию языки равноценны относительно буквы закона.
Тот или иной участник уголовного процесса может считать свой говор языком и настаивать на этом. Иные варианты судебного перевода будут для такого лица непонимаемыми, иногда действительно или безусловно, но часто не действительно, а в силу его волевого решения. Сложной задачей правоприменения является объективная оценка и вынесение суждения о глубоко субъективном процессе понимания или непонимания, который обычно относится скорее к области психологии, чем юриспруденции.
Случаи притворного непонимания языка перевода в судебной и следственной практике, в основном, со стороны цыган и представителей некоторых малых народов России и стран СНГ, описаны в наших работах [1, 2] и прочих, посвящённых конфликтологии и тайным языкам. Там же приведена практика судебного перевода для лиц, принадлежащих определённому этносу, к которому относятся языки группы (б), но владеющих по необходимости и языком группы (а) государства, в котором они живут или гражданство которого имеют. Требование такого участника уголовного процесса предоставить ему процессуальные документы, переведённые на язык группы (б), представляется оправданным, а перевод на иной язык (группы (а)) – условно не понимаемым. Пример – перевод на сванский язык для участника уголовного процесса – гражданина Грузии (Сванетия является горной областью Грузии).
Притворное непонимание и пути его опровержения рассмотрено ниже.
Упомянем отдельно некоторых носителей языков группы (а), которые считают себя вправе просто отказаться от понимания языка перевода, понимая его фактически, если речь идёт о государственном языке той страны, гражданином которой он является. Например, гражданин Румынии может требовать перевода именно на румынский, а не на молдавский язык, хотя разница между этими языками близка к символической, гражданин Боснии – потребовать перевода именно на боснийский, а не на сербский язык, между которыми фактически нет разницы.
В области международных отношений подобное требование справедливо, а в уголовном процессе оно относится к притворному непониманию. Перевод на фактически понимаемый язык следует признать эквивалентным и юридически значимым.
В результате выяснено, что непонимаемость текста, как противоположность понимаемости, бывает трёх видов: безусловная, условная и притворная. Непонимаемые переводы первых двух видов юридически ничтожны, а переводы третьего вида – юридически значимы.
Принятие решения о том, к какому из этих видов относится конкретный перевод, возможно только экспертным путём. Примеры экспертных исследований понимаемости судебных переводов даются в дальнейшем изложении как частные доказательства справедливости общих положений.
Установив, таким образом, критерии, можно перейти к разбору соответствия им судебного перевода, выполненного различными способами:
– машинным способом;
– переводчиком иного сходного по происхождению языка;
– лично переводчиком надлежащего языка.
Если перевод сделан третьим способом добросовестным переводчиком, вполне владеющим необходимым языком, то перевод должен быть признан адекватным, эквивалентным и понимаемым.
Напротив, в случае применения первых двух способов – машинного перевода и перевода на иной язык, – возникают сомнения относительно понимаемости. Эти случаи относятся к компетенции экспертизы и рассмотрены ниже. Поскольку исследование понимаемости перевода касается языка, экспертиза называется лингвистической.
3. Понимаемость и субъектность машинного судебного перевода.
Машинный перевод является одной из функций искусственного интеллекта. При этом проблемы машинного перевода сводятся к трём задачам моделирования естественных свойств живого языка: многозначности, синтаксических трансформаций, фразеологических сочетаний. Приблизиться к решению этих задач никому до настоящего времени не удаётся.
Затруднения машинной интерпретации и перевода текста восходят к трудности машинного воспроизведения самого человеческого бытия, поскольку язык – это всего лишь его вербальное отражение или, как считают некоторые, вид человеческой деятельности. По мнению одного из отцов теории машинного перевода Н. Хомского, «язык – это вырвавшееся наружу мышление» [3]. Национальные различия людей отражаются в их языке. Некоторые даже считают язык чем-то первичным или причиной, а особенности этноса – следствием или чем-то вторичным. Однако для практики исследование этого вопроса значения не имеет. Поскольку возможности машины ещё далеки от возможностей человека, нельзя ожидать ни сейчас, ни в обозримом будущем хорошего владения языком со стороны какого-либо искусственно созданного устройства. Пока что машина (электронное устройство) переводит слова (морфемы речи), а не смысл текста.
Сказанное выше в полной мере относится к Гугл-переводчику (англ. Google Translate) – веб-службе компании Google, предназначенной для автоматического перевода текста на другой язык. Этот инструмент может иногда помочь читателю понять общий смысл содержания текста на иностранном языке, но не предоставляет точных переводов. Гугл-переводчик предлагает перевод с любого поддерживаемого языка на любой поддерживаемый, но в большинстве случаев реально выполняет перевод через английский язык. Качество перевода от этого сильно страдает. Часто перевод искажает смысл оригинала до неузнаваемости.
В качестве иллюстрации приведём пример из практики. В рамках экспертизы исследован перевод с русского языка на таджикский язык обвинительного заключения. Перевод вручён обвиняемому по уголовному делу, который заявил о непонимании содержания документа. Заслуживающий доверия переводчик отметил ряд несоответствий. Русское слово «тайник» переведено на таджикский язык как «кэш», что означает «временные файлы или копии файлов и данных, сохранённые в памяти компьютера». Правильный перевод «ҷои пинҳонӣ». Словосочетание «в крупном размере» вместо правильного «миқдори калон» переведено как «миқёси васеъ», что означает «широкий масштаб». Словосочетание «для удобства продажи» вместо правильного «барои фурӯши қулай», переведено как «барои роҳати фурӯш», что означает «для удовольствия продажи».
Произвольно выбранные фрагменты текста оригинала обвинительного заключения были подвергнуты машинному переводу на таджикский язык на сайте https://translate.google.com.tj/. Совпадение текстов составило 99 %, что указало на перевод текста обвинительного заключения машинным способом по технологии Google Translate. Сравнительный анализ машинного перевода и правильного перевода переводчиком таджикского языка проведён предложенным нами «зеркальным» табличным способом. Фрагмент анализа приведён в табл. 1.
Таблица 1
Зеркальный сравнительный анализ машинного и ручного перевода обвинительного заключения
| Текст оригинала на русском языке | Текст правильного перевода на таджикский язык | Представленный для исследования спорный перевод на таджикском языке | Обратный перевод текста спорного перевода на русский язык |
| 1 | 2 | 3 | 4 |
| «…зная, что наркотические средства запрещены в свободном обороте на территории Российской Федерации, из корыстных побуждений и для удовлетворения своих материальных потребностей, имея прямой, корыстный умысел, направленный на незаконный сбыт наркотических средств…» | «…баралло медонист, ки воситаҳои нашъадор дар қаламравӣ Федерацияи Россия дар муомилоти озод манъ карда шудааст, аз мақсади ғаразнок ва барои қонеъ намудани талаботи моддии худ, қасди бевосита, ғаразноки ба фурӯши ғайриқонунии воситаҳои нашъадор…» | «…ки доруҳо дар қаламрави Федератсияи Россия дар муомилоти озод бо мақсади ғаразнок ва қонеъ кардани ниёзҳои моддии онҳо, бо қасди мустақим, ғаразноки ба фурӯши ғайриқонунии…» | «…зная, что наркотики на территории Российской Федерации находятся в свободном обращении в целях эгоизма и удовлетворения своих материальных потребностей, с прямым, корыстным намерением сбыта незаконно…». |
Обратный перевод в столбце 4 принят за показатель качества перевода текста оригинала в столбце 1, и он не адекватен оригиналу, приведённому в столбце 1. В столбце 2 приведён текст правильного перевода.
Машинный перевод также не может считаться эквивалентным по той причине, что он выполняется без участия субъекта, в то время как закон признает переводчиком только человека. В соответствии со ч. 1 статьи 59 УПК России «Переводчик – лицо, привлекаемое к участию в уголовном судопроизводстве в случаях, предусмотренных настоящим Кодексом, свободно владеющее языком, знание которого необходимо для перевода».
Здесь говорится именно о «лице», то есть субъекте правоотношений, но не о каком-либо программном продукте. Перевод в понимании Закона состоит из двух составляющих частей: переводчика и самого текста перевода. Отсутствие переводчика как субъекта права само по себе делает машинный перевод юридически ничтожным.
Изложенное показывает, что применение способа машинного перевода и, в частности, Гугл-переводчика, приводит к неадекватности и неэквивалентности перевода процессуальных документов, подлежащих обязательному вручению подозреваемому, обвиняемому, а также другим участникам уголовного судопроизводства.
4. Понимаемость перевода с подменой на «близкие» языки
Большое количество современных языков происходят от общих лингвистических прародителей. Так, например, романские европейские языки – румынский, итальянский, французский, испанский – являются родственными, происходят от древнеримского латинского языка и близки к латыни. Но ведь никому не придёт в голову предлагать обвиняемому французу перевод обвинительного заключения на итальянском языке. Украинский и русский языки ещё ближе друг к другу. Тем не менее, в уголовном процессе по делу украинки Н. Савченко, проходившем в 2016 году в г. Донецке Ростовской области, подсудимой был предоставлен устный переводчик украинского языка, и необходимые процессуальные документы также письменно переведены на украинский. Очень похожи друг на друга языки бывшей Югославии – черногорский, сербский, хорватский, боснийский, словенский. Но запросы о правовой помощи, например, в Черногорию, отсылаются не на сербском, а исключительно на черногорском языке с учётом всех его отличий, хотя и номинальных, от сербского языка. Перевод на корейский язык, сделанный переводчиком из Южной Кореи, не будет принят властями Северной Кореи: язык не тот. Последние примеры к процессуальным отношениям не относятся, но иллюстрируют сущность проблемы.
Однако не подлежит сомнению то, что общие по происхождению языки и даже языки одного этноса, разделённые политически, могут быть взаимно непонимаемы – безусловно, условно, и притворно.
Условное и притворное непонимание читателем текста перевода документов, подлежащих обязательному вручению подозреваемому, обвиняемому, а также другим участникам уголовного судопроизводства, кратко рассмотрено нами выше. Но и безусловная взаимная непонимаемость общих по происхождению языков наблюдается очень часто. Языки не похожи друг на друга тем больше, чем раньше они исторически разошлись, если принять за истину теорию дивергенции языков. Рассмотрим это на примере из нашей экспертной практики относительно языков таджикского и дари. Эти языки появились в результате дивергенции в XV–XVI веках из классического персидского языка [4]. И далее каждый из этих языков стал развиваться своим путём, на определённых периодах истории даже теряя контакт друг с другом, а их носители были разделены политическими границами. Дари распространился в Афганистане, а таджикский – сначала на территории Таджикистана, ранее входившего в состав СССР, а затем на территории Ирана и Афганистана. Дивергенция языков таджикского и дари по времени приблизительно та же, что и языков русского и украинского, татарского и башкирского, узбекского и уйгурского (500–600 лет). Различия между языками пропорциональны времени их конвергенции. Отсюда следует, что, например, различия между языками таджикским и дари не меньше, чем между русским и украинским языками.
Лексические отличия родственных языков таджикского и дари приведены в табл. 2, полученной в результате преобразования данных таблицы Сводеша по группе языков персидского происхождения, сформированной А. Ю. Фоминым [4].
Таблица 2
Различия между таджикским языком и языком дари
| Таджикский язык | Дари | Транскрипция дари | Русский язык |
| якчанд | چند | чанд | несколько |
| калон | بزرگ | бузург | большой |
| ғафс | چاق | чоқ | толстый |
| тунук | نازک | назук | тонкий |
| ҳайвони ҷонвар | وحشى حيوانی | ваҳши | животное |
| беша | جنگل | джангал | лес |
| реша | بيخ | бех | корень |
| чунки | كه چون | зероки | потому что |
| соф | صاف | ҳамвор | гладкий, ровный |
| чиркин | چرك | чирк | грязный |
| хуб | خوب | нағз | хороший, добрый |
| кӯҳна | پير | пир | старый |
| сӯхтан | سوزاندن | сӯзондан | жечь |
| туман | غبار | ғубор | туман |
| чанг | خاک | хок | пыль |
| рӯд | دريا | дарё | река |
| равон шудан | بودن جارى | ҷ ори будан | течь |
| шиновар | بودن شناور | шудан будан | плыть |
| сурудан | خواندن | хондан | петь |
| кашидан | کردن کش | каш кардан | тянуть |
| доштан | گرفتن | гирифтан | держать |
| чархидан | دادن دور | давр додан | поворачивать |
| дароз кашидан | افتادن | афтодан | лежать |
| роҳ рафтан | رفتن راه | гаштан | ходить, идти |
| арғамчин | ريسمان | рисмон | верёвка |
| газидан | گزيدن | гирифтан | кусать |
| макидан | چوشيدن | чӯшидан | сосать |
| пуф кардан | وزيدن | вазидан | дуть |
Из данных табл. 2 видно, что исследуемые языки имеют два важных отличия:
– шрифт: в таджикском языке применена кириллица, а в языке дари – арабский (персидский) шрифт;
– семантика и фонетика: разные по написанию и звучанию переводы слов русского языка.
Аналогичный анализ с тем же результатом может быть проведён в отношении пары фарси-дари и фарси-таджикский языки.
Таким образом, близкие по происхождению языки могут быть не только условно, но и безусловно взаимно непонимаемы, и подмена перевода на один язык переводом на родственный язык недопустима. Если такая подмена всё же происходит, то переводчик, не владеющий надлежащим языком, совершает правонарушение. На нём лежит ответственность за несоблюдение требования части 1 статьи 59 УПК России, в соответствии с которой «Переводчик – лицо, привлекаемое к участию в уголовном судопроизводстве в случаях, предусмотренных настоящим Кодексом, свободно владеющее языком, знание которого необходимо для перевода», и п. 1 части 4 статьи 59 УПК России, которая устанавливает, что «переводчик не вправе осуществлять заведомо неправильный перевод».
Из сказанного выше ясно, что и перевод по второму способу – сделанный переводчиком ненадлежащего языка – является юридически ничтожным.
И, наконец, если речь идёт о переводе не на язык, а на диалект языка, правомерно будет считать перевод на официально признанный язык адекватным и эквивалентным, а его непонимание – притворным.
Если распространить показанный выше так называемый «глоттохронологический» метод на другие языки перевода, получим вполне приемлемый для экспертной практики критериальный результат. Небольшой пример этого подхода к решению вопроса приведён в табл. 3.
Таблица 3
Период дивергенции близких по происхождению языков как критерий их взаимной понимаемости и возможности подмены в судебном переводе
| Пара языков | Период дивергенции (расхождения) языков | Взаимная понимаемость и допустимость подмены |
| Русский-украинский | 5-6 веков | Ограниченная. Подмена недопустима. |
| Таджикский-дари | 5-6 веков | Ограниченная. Подмена недопустима. |
| Таджикский-фарси | 5-6 веков | Ограниченная. Подмена недопустима. |
| Румынский-молдавский | Менее 1 века | Полная. Подмена допустима. |
| Северокорейский-южнокорейский | Менее 1 века | Полная. Подмена допустима. |
| Русский-польский | 10 веков | Нет. Подмена недопустима. |
| Русский-болгарский | 10 веков | Нет. Подмена недопу-стима. |
Используя глоттохронологический метод и по образцу из табл. 3, желающий может значительно расширить критериальную базу языковых пар для целей лингвистической экспертизы взаимной понимаемости языков в зависимости от периода их дивергенции.
5. Опровержение притворного непонимания перевода. Количественная оценка понимаемости.
Опровержение заявлений о непонимании судебного перевода тем или иным участником уголовного процесса в случае притворного непонимания представляет собой значительную трудность и заслуживает поэтому отдельного рассмотрения.
Судебный перевод имеет дело с профессиональным юридическим языком, соответствующим группе языков (в) из перечня, приведенного выше. В нем можно различать:
X) язык юридической дескрипции, относящийся к писаным нормативным текстам – законам, правилам, контрактам, договорам, и т.п.;
Y) язык юридической прескрипции, на котором пишутся судебные решения и приговоры, заявления, ходатайства, жалобы и иные документы судебно-административной практики.
Z) язык судебно-следственной практики, включающий любые коммуникации в судебных заседаниях, в полицейской и административной деятельности; в нем сочетаются юридические языки X и Y.
Функциями судебного переводчика являются следующие:
1. Помощь судье, следователю, дознавателю в проведении процессуальных действий без языковых барьеров;
2. Обеспечение соблюдения права обвиняемого знать, в чем он обвиняется в соответствии со Ст. 47 УПК РФ.
3. Выполнение посреднической роли в коммуникации между участниками процессуального действия, обеспечивая взаимное понимание между ними, используя специальную лексику и идиоматику в рамках юридического языка (Y).
В условиях реального судопроизводства в России и полного отсутствия института судебных переводчиков, идеальное исполнение условия (3) невозможно. Переводчику никогда не предъявляются требования о владении именно специальным языком категории (Y), – ни на уровне исходного языка, ни на уровне целевого языка. Тем не менее, цель переводчика как коммуникатора обеспечивается. И это даже является мировой практикой, нисколько не мешающей отправлению правосудия [5]. Действуя в рамках прагматического принципа разумной достаточности, судебный переводчик, который, чаще всего, владеет исходным и целевым языками на обыденном уровне, учитывает и сочетает вербальные и невербальные инструменты, ситуационные маркеры и неявную информацию с тем, чтобы выполнить понятийный переход не только с одного языка на другой, но и от одной социокультурной среды к другой. В этом смысле судебный перевод предполагает интерпретацию понятийного аппарата одной правовой системы в терминах другой с целью обеспечения понимаемости исходного текста – устного или письменного – носителем иной культуры и языка. Такая интерпретация или толкование выступает предметом герменевтики перевода.
Герменевтика в широком смысле означает перевод, объяснение, выражение, толкование или интерпретацию текста, возможность отнесения знака к его назначению с целью достижения понимания. Обращаясь к понятию толкования, в том числе, переводческому толкованию в судебном переводе, уместно вспомнить теорию Шлейермахера, который определяет его как «учение об искусстве понимания» письменных и речевых текстов вообще. Шлейермахер различает «объективное» (или «грамматическое») истолкование, и «техническое» (или «психологическое») [6]. Грамматическое истолкование анализирует текст как часть определенной лексической системы, психологическое же – индивидуальный стиль, т.е. комбинации выражений, не заданные лексической системой [7]. Второй вид истолкования, как представляется, может компенсировать частичную или полную невозможность реализации первого вида истолкования, например, вследствие недостаточного владения судебным переводчиком лексикой специального языка категории (Y) – что и наблюдается в практике судебного перевода в России. При этом создается уникальный для данной ситуации информационный продукт, предназначенный, по выражению Пэпке и Форгета [8], для воспроизведения в сознании конечного реципиента «скрытых сущностей». Последние можно назвать идеями, единицами информации, понятиями, и т.п. В результате добросовестный реципиент (в нашем случае участник уголовного процесса) воспринимает семиотически эквивалентные самовоспроизводящиеся комплексные лексические и нелексические значения, обеспечивающие ему достаточное понимание переведенного текста.
Полезный вывод из сказанного состоит в том, что если заявляющий о непонимании перевода человек родился, учился или достаточно долго живет и работает в России, то его можно признать без дополнительных доказательств участником уголовного судопроизводства, как минимум недостаточно владеющим языком, на котором ведется производство по уголовному делу, в соответствии с п.2 Статьи 18 УПК РФ. Добросовестный переводчик, который выполняет перевод лично на надлежащий язык, с необходимостью владеет обоими видами истолкования перевода – грамматическим и психологическим – и предоставляет такому лицу достаточно и невербальных и вербальных средств на его родном языке с тем, чтобы обеспечить полное понимание того, в чем его обвиняют.
5.1. Меметическая предпосылка количественной оценки понимаемости перевода
Упомянутые выше теоретические подходы к акту перевода, в том числе судебного, позволяют выделить три основополагающих принципа:
а) центральная роль понимания и понимаемости перевода;
б) существование невербальных и вербальных лексических и нелексических средств перевода;
в) трансляция текстов перевода в сознание реципиента (в нашем случае – участника уголовного или иного процесса) некоторых «скрытых сущностей».
Последние можно назвать идеями, единицами информации, понятиями, и т.п.
Судебный перевод, в свете сформулированной выше парадигмы в составе трех принципов, может рассматриваться как двуязычная деятельность создания понятий в сознании получателей информации – участников уголовного процесса – на целевом языке вне смысловых реплик, поскольку смысловые единицы могут восприниматься как самовоспроизводящиеся комплексные лексические и нелексические значения. Критерием качества такого перевода является семиотическая (знаковая) эквивалентность. Такая трактовка ведет к более близкой к практике системе взглядов, называемой меметикой судебного перевода.
Термин «мем» (англ. meme [miːm]) происходит от греческого «мимеме» – имитация, и определяет единицу культурной передачи или единицу репликации (воспроизведения). Подобно генам, мемы имеют свою среду обитания и условия выживания и распространения, выживания сильнейшего и самого приспособленного. Понятие мема введено Ричардом Докинзом. Он впервые назвал «мемом» имитационный «ген» в книге «Эгоистичный ген» [8] и указал на то, что мем есть единица культурной трансляции или репликатор культуры, а также «имитационная единица». Мемом является любая идея, символ, манера, ситуация или образ действия, осознанно или неосознанно передаваемые от человека к человеку посредством речи, письма, видео, ритуалов, жестов и т. д.
Общие примеры мемов: мелодии, идеи, ходячие выражения, фасоны одежды, способы изготовления чего-либо, и т.д. Подобно генам, мемы распространяются среди пула (множества) мемов, передаваясь от одного мозга к другому в процессе того, что можно назвать имитацией. Мемы передаются путем репликации, как гены, иногда мутируя или подвергаясь селекции.
С точки зрения меметики, человек – это довольная эффективная машина по распространению мемов, которые стремятся к дарвиновскому завоеванию жизненного пространства и выживанию. Конечно, мемы передаются и при переводе с одного языка на другой. По сути, в этом весь перевод: перемещение мемов из одного места в другое при обеспечении им безопасного перехода культурных границ.
Некоторые мемы распространяются, а значит, и выживают, лучше других. Мемы выживают лучше, если они легко запоминаются, полезны, эмоциональны. Некоторые мемы склонны проявляться совместно с другими в группах. Примеры таких групп: языки, религии, идеологии, научные теории.
С точки зрения успешности их распространения по типу генетической передачи, мемы делятся на две категории: сильные мемы и слабые мемы. «Пул мемов» означает совокупность или собрание различных мемов, содержащихся в одной и той же среде, такой, как общество, культура или язык, контекст. Комплексный мем – сокращенная форма «мема общей адаптации» по Докинзу, – группа мемов, которые могут действовать вместе и дополнять друг друга, подобно генам. До определенной степени, само слово является языковым комплексом мемов, состоящим из синтактического мема, семантического мема и прагматического мема. Поскольку культура есть суперпул (группа) мемов, то и перевод, в частности, судебный, как часть культуры, – тоже пул мемов. Это обстоятельство отмечено Эндрю Честерманом в работе «Мемы перевода» [9].
Передача мемов нуждается в носителях, таких как язык, и субъектах-хостах, таких, например, как читатель или переводчик. Они включены в приведенную на рис.1 четырехуровневую модель механизма репликации и жизненного цикла мемов судебного перевода, предложенную Ф. Хейлигеном [10].
Рис. 1. 4-уровневый процесс перевода
На уровне ассимиляции (блок 2, рис.1) хост судебного переводчика воспринимает пул мемов исходного языка. Этот язык в нашем случае включает пул мемов культуры исходного языка и пул мемов юридического языка (блок 1, рис.1).
Следуя И.В.Арнольду [11], состав исходного языка можно выразить средствами теории множеств – части математической логики. Такой подход тем более оправдан, что меметика сродни генетике, в которой теория множеств давно и успешно применяется. В данном случае речь идет о теории нечетких множеств нестрогой математики, или математики здравого смысла (называемой еще теорией лингвистических переменных), исходящей из неформальных суждений и умозаключениях эксперта, обладающего необходимыми специальными знаниями и навыками.
На уровне удержания (блок 4, рис.1) мемы, поступившие в хост судебного переводчика (блок 3, рис.1), усваиваются переводчиком. Но, как известно, переводчик часто владеет только обыденным языком из множества Z (если язык Z – тоже множество мемов). Поскольку само слово – тоже мем, то трансляция в хост судебного переводчика в этом случае должна происходить нелексическим путем за счет прагматической части слова вектора исходного языка. Компенсаторный механизм репликации мемов исходного языка (блок 1, рис.1) множества Y становится понятен, имея в виду классификацию силы мемов, предложенную Ф.Хейлигеном (табл.4).
Нетрудно заметить, что мемы множества В на уровнях ассимиляции и удержания соответствуют критериям всех уровней за исключением одного – «прозелитизм» – на уровне 4. Однако это допускал и сам Ф.Хейлиген, считая достаточным для сильного мема его соответствие всего лишь 3 – 5 критериям из приведенных в таблице 4.
Таблица 4.
Критерии силы мемов для четырех уровней перевода по Ф.Хейлигену
| №№ | Уровень | Объект | Субъект | Между субъектами | Мем сам по себе |
| 1 | Ассимиля-ция | Четкость | Новизна | Авторитетность | Самодостаточность |
| 2 | Удержа-ние | Инвариантность | Простота | Формализован-ность | Независимость |
| 3 | Выраже-ние | Контролируе-мость | Соответствие | Соответствие | Категоричность |
| 4 | Передача | Соответствие Полезность | Выразительность Публичность | Прозелитизм |
Честерман называет сильные мемы супермемами. Они обладают исключительной жизнеспособностью и доминантностью среди прочих компонентов пула мемов. Далее, Честерман полагает, что перевод не является равенством A ≠ A’ и не трансфером A ⇒ B, но есть сложение компонентов A ⇒ A+ A’, где А –мем на исходном языке, A’–мем на целевом языке, а В – перенесенный из исходного языка в целевой язык мем А [12]. Множество A’ явно отражает качество перевода.
Сильные мемы проходят через блоки 5…10, рис.1, и поступают в блок 11 хоста реципиента – участника или участников уголовного процесса, которым предназначен перевод.
В таблице 5 дана выдержка из стенограммы устного перевода с русского языка на таджикский язык в судебном заседании. Сравнение речи судьи и речи переводчика показывает сильные мемы или супермемы, воспринятые, удержанные хостом (сознанием) переводчика, а затем выраженные им в новой форме и передаваемые реципиенту, и слабые мемы, которые не восприняты и не распространяются переводчиком. Учитывая владение обвиняемым (хотя и несовершенное) русским языком, перевод, сделанный этническим таджиком, не нарушает законное право обвиняемого знать, в чем он обвиняется.
Таблица 5.
Пример трансляции мемов в судебном переводе
| Речь судьи | Речь переводчика в обратном переводе на русский язык | Сильные мемы | Транслируемая «Скрытая сущность» |
| Решение может быть обжаловано в течение 3х суток со дня непосредственно получения обвиняемым решения постановления | Обвиняемый вправе в течение трех суток подать на него замечание. Можете спустя три дня после получения постановления это написать | Обвиняемый, трое суток, замечание | Возможность жалобы |
| Подсудимый, Вы имеете право знать, в чем вы обвиняетесь, возражать против обвинения, давать показания по предъявленному вам обвинению либо отказаться от дачи показаний в отношении себя и своих родственников, круг которых определен законом. При согласии дать показания вам разъясняется, что ваши показания могут быть использованы в качестве доказательств по уголовному делу. Вам понятны ваши права? | Вы можете узнать свое обвинение, отвечать на вопросы, не отвечать на вопросы, не обвинять своих родственников, ваши слова можно использовать для доказательства вины. Вам все понятно? | Обвинение, отказ от ответов, вина, доказательства вины, обвинение родственников. Понятно. Права. | Обвинение, отказ, родственники, знать. Понимание. |
| В случае пропусков указанных сроков сроки могут быть восстановлены при предоставлении уважительности пропуска сроков | Если вы не успели вовремя, то вы должны назвать причину, почему не смогли | Не успели. Назвать причину. | Опоздание. Причина. |
Характерное для судебного перевода явление притворного непонимания проявляется в хосте реципиента (Блок 11, рис.1). Рассмотрим хост реципиента (подследственного, подсудимого, и т.п.). В нем переданные читателю или слушателю переводчиком мемы суммируются с мемом притворного непонимания А″: A ⇒ A+ A’ + А″. Мем А″ негативного социального поведения адресатов перевода (реципиентов) относится к категории «злых» или вредных [13]. Тем не менее, в его существовании и успешном распространении между индивидами нет оснований сомневаться.
Меметический подход, в сущности, является инструментальным. Он открывает широкие возможности формализации и математического моделирования перевода с помощью мощного аппарата математической генетики [14]. Эта важнейшая перспектива ждет своих исследователей. А в нашем частном случае меметика способна моделировать процесс судебного перевода, отражая его особенности.
Нечеткие множества A’ и А″, входящие в хост реципиента (блок11, рис.1), выражают характеристики перевода, подлежащие экспертной оценке через лингвистические переменные. В сочетании с ними, нечеткое множество можно записать в виде четкого множества, используя дополнительный параметр – степень принадлежности. Тогда экспертная оценка записывается в цифровом виде. В лингвистическом измерении множества A’ перевода могут иметь характеристики: «неудовлетворительный». «удовлетворительный», «хороший», «отличный». При этом эксперт оценивает содержание в переводе так называемых «сильных» мемов. и т.п., У множества мемов А″ (притворное непонимание) – только две характеристики, например, «отмечается» или «не отмечается», тогда А″= {0,1}. В цифровом выражении, если принять за идеал качества уже четкое множество Н, показатели степени принадлежности N для оценки экспертом качества перевода A’/Н перевода отражаются в таблице 6:
Таблица 6.
Оценка судебного перевода по показателю A’
| Сравнительные оценки значимости N | Интерпретация оценок значимости выражения A’/Н | Трактовка показателя |
| 0 | несравнимая (нет смысла сравнивать) | Перевод условно непонимаем |
| 1 | одинаковая значимость | Отличный перевод |
| 3 | слабая значимость (нет доказательств предпочтения Н/A’) | Перевод очень хороший |
| 5 | существенная значимость (существенные признаки предпочтения Н/A’) | Перевод удовлетворителен |
| 7 | очевидная значимость (убедительные доказательства предпочтения Н/A’) | Перевод почти удовлетворителен (плохой) |
| 9 | абсолютная значимость (максимальная значимость предпочтения Н/A’) | Перевод неудовлетворителен, непонимаем безусловно |
| 2, 4, 6, 8 | промежуточные оценки | Оценки с наречиями меры и степени по усмотрению эксперта («почти», «весьма», «частично», недостаточно», и т.п.) |
Если дополнить хост реципиента (блок 11, рис.1) еще одним двузначным множеством мемов А‴= {0,1}, соответствующим альтернативе «не владеет языком судопроизводства» и «недостаточно владеет языком судопроизводства», выражение процесса судебного перевода изменится: A ⇒ A+ A’ + А″ + А‴. Обозначим переменную понимаемости перевода L и сделаем ее двузначной: L= {0,1}. Перевод признается понимаемым (L=1), например, если N=5, А‴=1, и т.д.
Меметический подход, как представляется, является перспективным направлением разработки количественной экспертной оценки и моделирования понимаемости судебного перевода. Данный расчетный метод анализа технологии и понимаемости судебного перевода можно углублять и совершенствовать. Тогда достаточно рутинная практика опровержения притворного непонимания судебного перевода найдет простой и также рутинный механизм своего опровержения. Но эта задача выходит далеко за рамки настоящего изложения.
6. Выводы
1. Лингвистическая экспертиза понимаемости текста перевода документов, подлежащих обязательному вручению подозреваемому, обвиняемому, а также другим участникам уголовного судопроизводства оценивает: адекватность и эквивалентность перевода; возможность безусловного, условного или притворного непонимания перевода; соответствие перевода требованиям УПК России.
2. Машинный перевод текстов процессуальных документов недопустим по закону и является непонимаемым безусловно.
3. Перевод, сделанный переводчиком родственного, но ненадлежащего языка, не эквивалентен и юридически ничтожен.
4. Центральным элементом понимаемости судебного перевода является возможность трансляции переводчиком понятий или «скрытых сущностей» переводимого текста.
5. Меметика судебного перевода есть эффективный инструмент описания трансляции понятий между субъектами – участниками уголовного процесса; она дает важную возможность формально-математического моделирования перевода.
6. Критериями понимаемости судебного перевода для его лингвистической экспертизы могут служить: метод «зеркальных таблиц», глоттохронологические критерии, а также количественные оценки, полученные в рамках прикладной теории меметики перевода.
Библиографический список
1. Винников А. В., Назаренко С. А. Конфликтология перевода в уголовном процессе и официального перевода документов. // Полицейская деятельность. – 2014. – № 4. – С. 43–50.
2. Винников А. В. Национальные языки, судебный перевод и правоприменение. // Современное право: Международный научно-практический журнал. – 2013. – №7. – С. 12
3. Хомский Н., Миллер Дж. Введение в формальный анализ естественных языков. – М.: Едиториал УРСС, 2003. – 64 с.
4. Фомин А. Ю. Глоттохронологическое исследование дивергенции таджикского, дари и персидского языков. – Душанбе: Изд-во РТСУ, 2011. – 34 с.
5. Винников А.В. Судебный и полицейский перевод: уроки мировой практики // Вестник Сибирского юридического института ФСКН России. – Красноярск: Сиб. ЮИ ФСКН России, 2013, № 1 (12). – С. 133-1432–129.
6. Ф.Шлейермахер. Герменевтика. — Перевод с немецкого А.Л.Вольского. Научный редактор \Н.О.Гучинская.]— СПб.: «Европейский Дом». 2004. — 242 с.
7. Paepke, Fritz, Forget,.Philippe: Textverstehen und Ubersetzen. Ouvertures sur la traduction Band 2: Groos, Beideiberg 1981. Band 2a: Groos, Beideiberg 1982.
8. Ричард Докинз. Эгоистичный ген / пер. с англ. Н. Фоминой. — Москва: АСТ:CORPUS, 2013. — 512 с.
9. M. Chesterman. Memetics and Translation Studies. Andrew Chesterman (University of Helsinki). URL: https://openaccess.nhh.no/nhh-xmlui/bitstream/handle/11250/2406051/Chesterman_5_2000_%20Memetics%20and%20TS.pdf?sequence=1&isAllowed=y.
10. Francis Heylighen. What makes a meme successful? Selection criteria for cultural evolution. in: Proc. 15th Int. Congress on Cybernetics (Association Internat. de Cybernétique, Namur, 1999), p. 418- 423.
11. Арнольд И.В. Основы научных исследований в лингвистике: Учеб. пособие. — М.: Высш. шк., 1991. — 140 с.
12. Andrew Chesterman. Memes of Translation: The spread of ideas in translation theory// John Benjamins Publishing Company, Amsterdam, 1997. – 227 pp.
13. Xianze Wu, Hui Chen. On Social Behavior From the Perspective of Meme// Advances in Social Science, Education and Humanities Research, volume 610. Proceedings of the 7th Annual International Conference on Social Science and Contemporary Humanity Development (SSCHD 2021).
14. Свирежев Ю. М., Пасеков В. П.— Основы математической генетики. М.: Наука. Главная редакция физико-математической литературы, 1982.— 512 с.
References
1. Vinnikov A. V., Nazarenko S. A. Conflictology of translation in criminal proceedings and official translation of documents. // Police activity. – 2014. – No. 4. – P. 43–50.
2. Vinnikov A. V. National languages, judicial translation and law enforcement. // Modern law: International scientific and practical journal. – 2013. – No. 7. – p. 12
3. Chomsky N., Miller J. Introduction to the formal analysis of natural languages. – M.: Editorial URSS, 2003. – 64 p.
4. Fomin A. Yu. Glottochronological study of the divergence of the Tajik, Dari and Persian languages. – Dushanbe: RTSU Publishing House, 2011. – 34 p.
5. Vinnikov A.V. Judicial and police translation: lessons from world practice // Bulletin of the Siberian Law Institute of the Federal Drug Control Service of Russia. – Krasnoyarsk: Sib. YuI FSKN of Russia, 2013, No. 1 (12). – S. 133-1432–129.
6. F. Schleiermacher. Hermeneutics. – Translation from German by A.L. Volsky. Scientific editor \N.O. Guchinskaya.] – St. Petersburg: “European House”. 2004. – 242 p.
7. Paepke, Fritz, Forget, Philippe: Textverstehen und Ubersetzen. Ouvertures sur la traduction Band 2: Groos, Beideiberg 1981. Band 2a: Groos, Beideiberg 1982.
8. Richard Dawkins. Selfish gene / transl. from English. N. Fomina. — Moscow: AST:CORPUS, 2013. — 512 p.
9. M. Chesterman. Memetics and Translation Studies. Andrew Chesterman (University of Helsinki). URL: https://openaccess.nhh.no/nhh-xmlui/bitstream/handle/11250/2406051/Chesterman_5_2000_%20Memetics%20and%20TS.pdf?sequence=1&isAllowed=y.
10. Francis Heylighen. What makes a meme successful? Selection criteria for cultural evolution. in: Proc. 15th Int. Congress on Cybernetics (Association Internat. de Cybernétique, Namur, 1999), p. 418-423.
11. Arnold I.V. Fundamentals of scientific research in linguistics: Proc. allowance. – M .: Higher. school, 1991. – 140 p.
12. Andrew Chesterman. Memes of Translation: The spread of ideas in translation theory// John Benjamins Publishing Company, Amsterdam, 1997. – 227 pp.
13. Xianze Wu, Hui Chen. On Social Behavior From the Perspective of Meme// Advances in Social Science, Education and Humanities Research, volume 610. Proceedings of the 7th Annual International Conference on Social Science and Contemporary Humanity Development (SSCHD 2021).
14. Yu. M. Svirezhev and V. P. Pasekov, Fundamentals of Mathematical Genetics. M.: Science. Main edition of physical and mathematical literature, 1982. – 512 p.
