Журнал Вестник «Ростовского государственного экономического университета (РИНХ)», № 4 (64), 2012. стр 41-47.
Аннотация. Тайные языки традиционно являются признаками этнических девиантных групп и служат им для внутреннего сплочения и защиты особого (маргинального или криминального) образа жизни. Национальные языки цыган и евреев являются этимологическими донорами блатных жаргонов. Условие возникновения тайного языка – конфликт между соответствующей социальной или этнической группой и властью. В современных условиях черты тайных приобретают национальные языки этнической преступности и миграции, а также русский жаргон «феня». Криминальный тайный язык «феня» входит в обиход элит и обывателей как выражение отрицания ими официального закона и власти и стремления к жизни «по понятиям».
Автор: Винников Алексей Вениаминович, кандидат технических наук, директор экспертной судебно-переводческой организации «Открытый мир».
1. О некоторых свойствах языков
Язык как средство общения является понятием универсальным. Национальным языкам присуще ограничение понимаемости относительно лиц иной национальности. Кроме того, использующие язык люди могут придать ему особые свойства, придающие ему качества шифра. Непонятны дилетантам профессиональные языки – медицинский, технический, юридический и т.п., а жаргоны и особые тюремные и подобные языки маргинальных и криминальных социальных групп – большинству остального населения. Такие языки называют особыми или тайными.
Особый случай представляет собой применение национальных языков представителями криминализированной этнической миграции. В этом случае национальные языки могут обращаться в тайные, в основном, относительно органов правосудия. Наблюдается также обратный процесс, когда тайные языки и блатной жаргон криминала постепенно переходит в национальный обыденный язык масс населения.
Лингвистический признак этнической преступности, как правило, остается за рамками специальных исследований. Между тем, выбор лингвистического компонента как ведущего в данном случае этнокриминологического звена методически оправдано, так как повседневная реальность убеждает нас в поистине решающем значении языка не только для индивида (применительно к которому язык часто определяется как сама жизнь), но и для целых этно-государственных образований. Пример: при нарастающих центробежных тенденциях в Королевстве Испания к отделению от собственно Испании (Мадрида) сегодня активно и официально стремятся те провинции, в которых сильны национальные языки: Баскония, Балеарские острова, Каталония и Галисия.
Социально-криминологический феномен этнической преступности удобно рассматривать в рамках социолингвистики – выхода лингвистики в социологию – а еще точнее – в рамках лингвистической криминологии, поскольку он охватывает содержание языка как формы криминально-девиантного поведения групп общества. Предметом понимаемой таким образом лингвистической криминологии будут взаимоотношения между языком и криминальным сообществом. Практическую криминологическую ценность исследования такого рода предмета приобретают в случае, когда они сужаются до изучения обыденного языка и обыденного сознания: уровень обыденного сознания материализуется обычно средствами разговорной речи, выражает активные процессы, происходящие в языке, а также ценностную трансформацию мировоззренческих установок социальных групп.
2. Тайные языки с позиций конфликтологии
Наиболее известен в России общеуголовный язык тайного общения – блатной жаргон «феня» или, по выражению В.Даля¸ «блатная музыка». Это один из самых старых и структурно богатых тайных языков.
В интервью «Московской правде» от 23 октября 2012г. некий авторитетный представитель криминалитета назвал блатную феню – первоначально язык бродячих торговцев – плодом конфликта общества и людей, которых угнетали по национальному признаку, языком национальной несправедливости. Долгую жизнь блатной фени можно объяснить тем, что она поддерживает мировоззрение жизни «по понятиям», которое получает все большее распространение, в противоположность жизни по официальному закону.
функция защиты от посторонних и очень ограниченный лексикон.
Создание членами маргинальных групп общества как конфликтным «антисоциумом», собственных «антиязыков», противопоставленных литературному стандарту, характерно для всего мира. Хорошо известны французский арго, американский сленг, немецкий ротвелш и т.п. языки, отвечающие определению Талейрана: «Язык дан человеку для того, чтобы скрывать свои мысли». Такие языки существуют в рамках национальных языков. Особняком от них стоят языки девиантных этнических групп, например, цыган и щвейцарско-австрийских енишей.
Самими цыганами, особенно криминализированными, сам цыганский язык часто рассматривается в качестве естественного шифра, средства защиты от не-цыган – «гаджё» и в особенности, от правоохранительных органов – своеобразной национальной фени.
Важно отметить, что для цыган во многом характерна жизнь «по понятиям». Одним из признаков этого является категорическое нежелание помогать властям в какой бы то ни было форме – даже если речь идет о судебном переводе с целью обеспечения гражданских прав подсудимого – своего соотечественника. В беседе с автором один из цыган (с семью судимостями за плечами) сказал: «Я никому на зоне не смогу объяснить, что перевод делался на благо подсудимого»[1].
Цыганский язык явился одним из основных лексических доноров значительно менее развитого этнического криминального жаргона енишей[2]. Ениши представляют собой бродячую социально-криминальную группу населения Швабии (Германия), Швейцарии, Нижней Австрии и Франции. Их характерные занятия – мелкая торговля, ремесленничество, мошенничество, воровство и т.п.
В отличие от него, немецкий ротвелш этнической окраски не имеет и в этом сходен с феней и арго. Этот уходящий корнями в средневековье тайный язык идентифицировал маргинальную социальную группу бездомных, попрошаек, проституток, бездельников, бродяг, мошенников, воров и грабителей в Германии. Цыгане были еще менее социально ответственны, чем изначальные изобретатели ротвелша. Поэтому из пяти выражений ротвелша четыре носят цыганский след. Исследуя жаргон ротвелш, Ясмина Чиркич в своей диссертации подчеркивает, что условием формирования криминального жаргона было общее жизненное пространство, причем к его историческим функциям относились возможность опознания своих, защита от посторонних и их обман. Такой жаргон (или язык) обострял чувство общности владеющих им людей, создавал их социальную близость и выражал принадлежность к ней [3].
Ономасиологическое исследование ротвелша показывает его лексический примитивизм, сводимость исключительно к повседневной жизни и удовлетворению ее потребностей.
3. Эскапистская функция национальных языков
Традиционные тайные языки сегодня включены в более широкую группу особых языков. Д.Мён, указывая на то, что особый язык есть эффективнейшее средство внутреннего сплочения и внешнего профилирования групп, выделяет системообразующую роль его изолятивной функции в среде прочих. Эти языки присущи группам, стоящим в оппозиции к другим группам или ко всему обществу. Они характеризуются особым выбором, частотностью и способом применения речевых средств. Особые языки чаще употребляются устно, чем письменно; для них характерна экспансия и движение вместе с их группой[4]. К. Зиверт добавляет, что причинность возникновения особого языка заключается в острой потребности сокрытия смысла высказываний, что важнее возможности исключения третьего лица из разговора. Так обстоит дело с жаргоном ротвелш, который вызван к жизни потребностью в выживании (защите, получении преимуществ) и особенностями существования и деятельности соответствующих резко маргинальных социальных групп[5]. Особый язык сплачивает группы изнутри и снаружи: благодаря ему сообщество остается закрытым и тогда, когда ему извне ничто не угрожает.
Обобщая сказанное, можно сделать вывод об активной эскапистской функции особого или тайного языка, который защищает говорящих на нем людей от враждебной действительности и дает им преимущества перед непосвящёнными. Можно предположить, что такие свойства приобретут и обычные национальные языки этнических групп, если они окажутся в способствующем этому положении, а именно, в положении миграции. Добровольные и вынужденные мигранты оказываются в отношениях естественного конфликта с окружающей их новой средой. Вместе с тем, они владеют непонятным для основного населения страны или данной местности языком. Если эти посылки истинны, становится ли национальный язык мигрантов тайным?
3.1. Конфликтология миграции
Доктрины мультикультурализма, поликультурализма и др. современные способы, призванные обеспечить интеграцию в общество многочисленных мигрантов, терпят поражение. Развитые страны тратят колоссальные средства на процесс адаптации или интеграции мигрантов, однако именно они вносят крупный вклад в рост национальной преступности стран пребывания. Проблема стала глобальной и не прошла мимо России. Условия существования мигрантов в нашей стране не столь привлекательны, как в западных странах. В этом, как ни парадоксально, состоит наше преимущество.
В западных странах нарастает недовольство расточительностью государственной политики и «неблагодарностью» мигрантов, которых пытаются втиснуть в рамки чуждой им культуры.
Возникает глухой антагонизм между западным обществом и мигрантами, который время от времени выливается в кровавые бунты и эксцессы.
С другой стороны, мигранты, как и упомянутые нами выше криминализированные пользователи тайных языков, также в определенном смысле обитают на социальном дне. Социальная психология мигранта, в т.ч. в статусе маргинальной личности как «феномена окраины жизни» характеризуется сомнениями в своей личной ценности, неопределенностью связей с новым окружением, постоянным страхом быть отвергнутым, как следствие, – болезненной застенчивостью, неуверенностью в себе.
Очевидно, что как общество, так и иммигранты в него испытывают друг от друга дискомфорт, находятся в постоянном вялотекущем или интенсивном конфликте.
Россия берет на вооружение концепцию не мультикультурализма, а поликультурности» – поддержания «плавучести» исходных культурных ценностей при однозначном доминировании принятых в качестве определяющих ценностей иной (базовой) культуры. А наша модель «социального государства» лишь весьма отдаленно напоминает западную. Поэтому проблемы, связанные с миграцией, здесь имеют не экономическую, а выраженно криминологическую окраску.
В 2007г. по данным Федеральной миграционной службы Россия вышла на первое место в Европе по числу трудовых мигрантов и занимает второе место после США в мире. По оценкам МВД России и Федеральной миграционной службы (далее – ФМС России), к концу 2008г. на территории страны находилось от 5 до 15 миллионов незаконных мигрантов (около 10% от населения страны). При этом криминальная активность мигрантов все более выделяется в общем массиве преступности не только по количественным, но и по качественных характеристикам.
Согласно данным МВД России, в 2008 году иностранными гражданами на территории России совершено 53 876 преступлений, что составляет 1,8% от общего количества преступлений, зарегистрированных на территории Российской Федерации. За 2008 год число преступлений, совершенных иностранцами, возросло почти на восемь процентов (+7,6%). Гражданами государств – участников СНГ совершено 48 801 преступлений (1,7% от общего количества зарегистрированных преступлений). Более 90% таких правонарушений совершаются гражданами государств-участников СНГ[6].
Сравнительно высока преступность также среди внутренних мигрантов, особенно с северного Кавказа. Фундаментальные различия в культурах также способствуют частым трениям и крупным конфликтам между русским населением и выходцами с Кавказа. Не составляют исключения и другие внутренние мигранты.
3.2. Защитная функция национальных языков мигрантов и этнической преступности
Классическим способом использования национального языка миграции и этнической преступности как особого с целью получения преимуществ и защиты от властей является злоупотребление правом граждан на национальный язык судопроизводства.
Гарантируя каждому гражданину предоставление переводчика в том случае, если он недостаточно владеет русским языком, УПК РФ устанавливает разумный срок уголовного судопроизводства (Статья 6.1). Из нашей практики видно, что основные негативные последствия обеспечения мигрантам национального языка уголовного судопроизводства связаны именно с нарушением требований Статьи 6.1 УПК РФ. Затягивание сроков рассмотрения уголовных дел часто обусловлено попытками подсудимых неосновательно оспорить компетентность переводчика, т.е. злоупотребить свои правом, либо удалить переводчика из процесса путем угроз или давления со стороны третьих лиц и т.п.
Очевидно, что в данном случае появляется особенный случай эскапизма в национальный язык. Черты тайного он приобретает в том смысле, что субъекты, владеющие языком и находящиеся в крайней степени противостояния с обществом (под следствием или судом) притворно отрицают возможность общения на этом языке с третьими лицами, надеясь на вынужденное смягчение меры наказания или освобождение.
Обращаясь в этой связи к судебной практике, следует упомянуть результат рассмотрения Конституционным судом РФ в 2006 году жалобы гражданина М.В. Череповского на нарушение его конституционных прав ч. 2 ст. 18 УПК РФ (отказ в удовлетворении ходатайства о предоставлении переводчика). Конституционный Суд Российской Федерации (далее КС РФ), изучив представленные М.В. Череповским материалы, не нашел оснований для принятия его жалобы к рассмотрению. Одновременно своим определением от 20 июня 2006 г. N 243-О КС РФ установил, что необходимость обеспечения обвиняемому права на пользование родным языком в условиях ведения уголовного судопроизводства на русском языке не исключает того, что органы предварительного расследования, прокурор и суд своими мотивированными решениями вправе отклонить ходатайство об обеспечении тому или иному участнику судопроизводства помощи переводчика, если материалами дела будет подтверждаться, что такое ходатайство явилось результатом злоупотребления правом.
Примерами подобного злоупотребления, встречавшимися в практике автора, были утверждения: о существовании непрозрачных друг для друга наречий армяно- и грузино-езидского языка (курманджи); о не тождественности молдавского и румынского языков; о существовании кара-махинского диалекта даргинского языка (по названию селения Кара-Махи в Дагестане), о наличии диалектических различий «горно»- и «равнинно»-чеченского языков и т.п. В этих и иных подобных случаях судебно-переводческая организация была вынуждена истребовать и предъявить заказчику официальные заключения специалистов в данном направлении лингвистической науки.
Цыгане относятся к числу старейших мировых этнических групп, находящихся в состоянии постоянной миграции и постоянном конфликте с властями и многими общественными институтами мест их более или менее компактного проживания. Цыганские диалекты многочисленны. Известны язык европейских цыган синти, языки украинских и российских цыган руска рома, влашский, крымский, кэлдерарский и другие. Несмотря на это, а также на отсутствие общей литературной нормы, цыганский язык можно считать единым, а его диалекты – взаимопонимаемыми. В качестве одного из доказательств, можно привести данные таблицы 2, где проведён сравнительный анализ нескольких диалектов.
Следствие иногда даже вынуждено идти на сделку с подозреваемыми и обвиняемыми, переквалифицируя деяния цыган в обмен на их отказ от требования о предоставлении им переводчика. Такой случай (с цыганами – крымами) также имел место в Ростовской области.
В 2012г. в одном из районных центров Удмуртии был задержан гражданин цыганской национальности по подозрению в совершении кражи. Местные сотрудники МВД России были вынуждены выпустить его на свободу, т.к. подозреваемый оказывался понимать предоставляемых ему переводчиков цыганского языка, ссылаясь на то, что у него «не тот диалект». Вновь задержать указанное лицо полицейским удалось только через полгода. На этот раз следствие провели с привлечением опытного переводчика цыганского языка из удаленной экспертно-переводческой организации.
Обвиняемые – группа лиц чеченской национальности по резонансному «Кондапожскому» делу, слушавшемуся Верховным судом Карелии в 2007г., – давали отвод многим переводчикам, «не понимая» их. А еще большее количество переводчиков самоустранились от участия в деле, ознакомившись с ним. Чеченцы, обвиняемые в убийстве, едва не оказались на свободе по причине отсутствия переводчика.
В 2010 году в одной из сибирских областей расследовалось уголовное дело по обвинению лица ингушской национальности по ст. 228 УК РФ. Семнадцать потенциальных переводчиков исчезли из поля зрения после первой встречи с обвиняемым. Оказывается, обвиняемый опознавал переводчиков и просил их старших родственников убрать их из процесса с целью его затягивания, что родственники переводчика исполняли.
При рассмотрении в Темрюкском районном суде Краснодарского края уголовного дела в отношении Алимурадова Р., судебно-переводческой организацией для участия в процессе был направлен переводчик даргинского языка – этнический даргинец. Этого переводчика сразу опознал подсудимый Алимурадов и его родственники оказали на него моральное давление. В результате после первого же перерыва судебного заседания переводчик просто не вернулся в зал. После оперативной замены переводчика, защитники подсудимого принялись оказывать моральное давление на другого переводчика и необоснованно обвинять его в некомпетентности. По указанным причинам суду приходилось откладывать рассмотрение уголовного дела на более поздние сроки и тратить время на опровержение инсинуаций защиты, что негативно сказалось, в свою очередь, на сроках рассмотрения дела.
В Ростове-на-Дону переводчик табасаранского языка исчез после первой же встречи с подозреваемым, поддавшись его просьбам об этом и с целью затянуть процесс.
Подсудимый араб в Таганрогском городском суде заявил об отсутствии взаимопонимаемости между суданским и ливанским диалектами арабского языка. Как только переводчик – этнический ливанец – признал, что диалекты арабского языка существуют в принципе, он тут же был отведен защитой подсудимого, хотя на самом деле различия в арабских диалектах несущественны.
Цыганский криминалитет постоянно усиливает тайные свойства своего языка, чтобы затруднить задачи правоохранительных органов. Поэтому перевод с диалектов цыганского языка «романы чиб» требует от переводчика контекстуальной интуиции в понимании того, о чем идет речь. Опыт показывает, что самые квалифицированные переводчики цыганского языка – это билингвы, которые выросли в культуре цыганских традиций и обычаев, для которых цыганский язык является родным, т.е. этнические цыгане – ромы[7].
Эскапистский переход национальных языков в тайные в уголовном процессе теоретически до сих пор нигде не зафиксирован и не изучен, хотя имеет довольно значительное распространение. Наилучшим образом его можно рассматривать через призму судебного и полицейского перевода, весьма распространенного во всем мире[8],[9]
4. Тайный язык «другой реальности» (жизни «по понятиям»)
Современные исследования демонстрируют, что элементы общеуголовного жаргона ротвелш присутствуют в повседневном и разговорном немецком языке. Ими активно пользуются по преимуществу в досужей болтовне. Сравнение словарных статей словаря «Дуден» разных лет издания показывает, что постепенно в течение столетий ротвелш вымывается из языка и воспринимается филологами всего лишь как речевой памятник средневековья[10]. Тем не менее, ротвелш наших дней более не является языком криминалитета и маргинальных групп.
В противоположность Германии, в России блатной жаргон (или уголовная феня), не теряя своих имманентных свойств, все более активно переходит в повседневный язык российского общества, т.е. наблюдается поступательное развитие тайного языка. Значит ли это, что он механически мигрирует в общество вместе со своей социальной группой – маргиналами и сидельцами тюрем? Таково мнение тех, кто указывает на тридцатые – пятидесятые годы 20-го века как на период расцвета фени, совпавший с массовыми посадками амнистиями обитателей сталинского Гулага. Однако это время далеко позади, интенсивного притока амнистированных в общество нет, а блатной жаргон берет все новые высоты.
С момента первого «в сортире замочим» утекло не так много времени, а уже любой чиновник норовит вкрапить сильное жаргонное словцо в свою устную речь.. Так «криминальные авторитеты», «разборки» и «откаты» стали вполне обыденными словами на заседаниях правительственных структур. Складывается впечатление, что «невидимый враг» уже захватил власть и притворно борется сам с собой (в частности, с коррупцией) на своем собственном языке. В такой ситуации россияне уже на подсознательном уровне воспринимают проникновение фени в русский язык как нечто совершенно естественное. Русский блатной жаргон теряет функцию секретности, но включается в жизнь гражданского общества и в общественное обыденное сознание в форме заимствованного языка и бихевиористского метаязыка преступного мира.
В таких условиях приходится говорить о том, что большая часть общества (но уже не маргинально-криминализированные группы, а даже элиты) находясь в состоянии конфликта с идеологией, формальной законностью и правоприменением, выраженными официальным или литературным национальным языком, прибегает к бывшему тайному блатному языку как к средству ухода от норм жизни «по закону» в иную реальность – жизнь «по понятиям»[11].
Крайне важно отметить новую особенность социальной ситуации в России, связанной с освоением блатного жаргона одновременно властью и подчиненными.
Упомянутый нами в главе 2 настоящей статьи «авторитетный» первоисточник сведений о русской криминальной фене описывает свою встречу с успешным бизнесменом – бывшим советским партработником, который так усердствовал перед собеседниками в блатных выражениях, что выглядел «неравным самому себе»[12]. В нашей стране развивается тенденция к пренебрежению официальными законами и стремлению к жизни «по понятиям». Это необходимый в данном случае компенсационный механизм общества. Отрицательная социальная оценка навязываемых сверху правовых и моральных норм склоняет общественное сознание к криминальной идеологии по принципу выбора наименьшего из зол. А во многих случаях «неформальное» решение проблем выступает и в качестве единственного. Поэтому, как ни парадоксально, указанному феномену нельзя дать однозначно негативную этическую оценку.
По выражению И.В.Красикова, фактическое неприятие официоза и бегство в «жизнь по понятиям» происходит в рамках нормальной борьбы социума с присущими любой норме абстрактности и косности. Наконец, норма имманентно несправедлива и тем, что представляет собой закрепление в праве существующей иерархии легитимированное выражение воли господствующих групп, элит[13]. В этом случае разрешение социального конфликта достигается совместными усилиями юстиции и политики.
Литература
- Винников А.В. Этническая преступность и проблемы национального языка судопроизводства. – «Профессионал», популярно-правовой альманах МВД России, №3(107), 2012г., с.30-35.
- Engelbert Wittich u. Prof. Dr. L. Günther. Die jenische Sprache. Archiv für Kriminal-Anthropologie u. Kriminalistik. 36 Band. Leipzig. Verlag von F.C.W.Vogel. 1915.
[1] Еще более выражено речевое противостояние власти у ассирийцев, среди которых встречаются «законники».
[2] Эту социально-криминальную группу называют еще «белыми цыганами», хотя этнически к цыганам она в действительности отношения не имеет.
[3] Там же, с.235
[4] Möhn, Dieter: Sondersprachen in historischer Entwicklung. In: Sprachgeschichte. Ein Handbuch zur Geschichte der deutschen Sprache und ihrer Erforschung. Hg. v. Werner Besch (u.a.) Bd. II. 2. Berlin, New York 1985, S. 2009 Siewert 2003, S. 15
[5] Siewert, Klaus: Grundlagen und Methoden der Sondersprachenforschung. Mit einem Wörterbuch der Masematte aus Sprecherbefragungen und den schriftlichen Quellen. Wiesbaden 2003. (Sondersprachenforschung. Bd. 8), S. 14f.
[6] Громова О.О. Криминологическая характеристика и предупреждение преступлений, совершаемых мигрантами из государств-участников СНГ. Автореферат дисс. канд.юр.наук. М. 2008г. 32с.
[7] О практической работе с тайными языками преступности см., например: Винников А.В. Особенности судебного перевода с цыганского языка. – Уголовный процесс, №6, 2012г., с.48-51; Винников А.В. О привлечении переводчиков в судебный процесс. – ж. «Судья» , № 6//2012, с.50-54 и т.д.
[8] Винников А.В. Полицейский и судебный перевод. Слово в защиту Российского законодательства. Часть 1. Полицейский перевод и его языки. Зарубежные полицейские переводчики. Полицейская деятельность. №4. 2012. стр.43-49.
[9] Винников А.В. Нотариат и переводчики. О компетенции переводчика, российском принципе разумной достаточности и западном перфекционизме. Нотариальный вестникъ. №10, 2012. стр 26-35.
[10] Jasmina Čirkić. Rotwelsch in der deutschen Gegenwartssprache. 114.
[11] О терминологии: В.В.Пирожков в монографии «Законы преступного мира молодежи. (Криминальная субкультура)» http://www.gramotey.com/?open_file=1269078867, подчеркивает свойства метаязыкового поведения лиц в группах, практикующих русский блатной жаргон: в них насаждаются нормы, ценности, атрибуты “другой жизни”, “фактической или скрытой жизни”. В последнее время распространенными стали термины “другая жизнь”, “неформальная жизнь”.
[12] Бубнов Валентин. Язык криминального мира.
[13] Красиков В.И. Жизнь по понятиям. Теоретический журнал “Credo” . 2005.
http://credonew.ru/content/view/460/57/